Fac quod debes, fiat quod fiet
Название: Вечерний морок
Канон: Блич
Пейринг/Персонажи: Зараки/Бьякуя, Айясегава, Мадараме, Ренджи, Рукия, Джиданбу, Пустой
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 2270 слов
Жанр: романс, приключения
Примечания: хокку принадлежит Фудзивара Садаиэ
читать дальше– Эй, Кучики!
Зараки, помахивая занпакто в руке, догонял Бьякую, и тот поморщился. Избежать встречи не удавалось.
– Сразимся?
– Мне не до тебя, Зараки, – равнодушно сказал Бьякуя, отворачиваясь. Небольшие глаза Зараки были цепкими, и он отлично видел, что равнодушие это деланное.
– Трус, – хмыкнул Зараки. Бьякуя резко ушел в шунпо.
Что может быть грустнее и безотраднее, чем дождливые руконгайские сумерки в конце октября? Красные клены уже облетели – то-то много насобирала и засолила листьев для момиджи-темпура прекрасная Рангику-сан, но вместе с деревьями облетела и сама память о недолговечной их красоте. Вечная руконгайская пыль превратилась в холодную грязь, по утрам уже перемешанную с льдинками, краска на домах облупилась, порывы ветра гасят немногие зажженные фонари, и редкие прохожие ежатся, торопясь домой.
Если присмотреться, можно разглядеть широкие, округлые тени – это процессии водяных-каппа перебираются в осенние леса на холмах, а если прислушаться, можно расслышать их песни, вот только слова разобрать еще никому не удавалось.
– Как уродливо, – проговорил вполголоса Юмичика, с огорчением разглядывая заляпанные грязью хакама. – Что за безобразная погода. Как раз для появления этого Пустого.
Иккаку, шедший чуть впереди, обернулся и растянул губы в усмешке.
– Я уже не дождусь, когда он появится!
Они оба спешили за Зараки; тот был не в духе и то и дело катал на скулах желваки. Иккаку думал, что понимает капитана. Пока гигантский Пустой, умеющий наводить сложные иллюзии, терроризировал окраины Руконгая, Готей-13 ограничивался несколькими рейдами летучих групп в составе нескольких рядовых во главе с младшими офицерами. Но никто из этих летучих групп так и не вернулся, а когда Хирако – последняя из погибших групп была из его отряда – отправил в Руконгай несколько старших офицеров, в том числе четвертого, которые только и успели, что передать с адской бабочкой сообщение о найденных останках шинигами, Кераку-соо-тайчо наконец-то всполошился. Но тогда он еще колебался, стоит ли объявлять военное положение. В конце концов, это всего лишь Пустой.
Весь Готей-13 подняли на уши по тревоге, когда у самых стен Сейрейтей объявилась тварь неизвестного вида и закружила вокруг Джиданбу. Тот только и смог рассказать, что к нему пришла Иноэ-сан, вся в крови, и слезно умоляла открыть ворота, потому что Кучики-сан умирает. На Джиданбу накатила ужасная головная боль, он едва мог шевелиться, сердце его разрывалось от сострадания к Иноэ-сан и беспокойства о капитане Кучики… но почему-то он не открыл. Послал запрос в 13-й отряд.
А через десять минут примчалась сама Кучики Рукия и ударом кидо привела Джиданбу в чувство. Потом, конечно, ей пришлось лечить собственных рук дело – она изрядно обожгла Джиданбу нос, но беда была в другом.
Она заметила Пустого. Она даже поняла, что это был именно Пустой, а не арранкар и не ёкай, не говоря уж о душе. Но разглядеть его не удалось – он окутался туманом и исчез. И теперь никто из старших офицеров, которых отрядили охотиться на Пустого, даже не знал, что, собственно, он ищет.
Рукия после той встречи постоянно беспокоилась.
– С Иноэ плохо, – как-то сказала она Бьякуе. – Мое сердце чувствует, нии-сама, что Иноэ в беде. Я отчетливо видела, как она, вся в крови…
– Рукия, – спокойно прервал ее Бьякуя, – это видение Пустой наслал на Джиданбу. Ты лишь почувствовала наведенную им иллюзию и не более.
Рукия смешалась, поклонилась и умолкла. А Бьякуя начал собирать все, что немногие выжившие могли рассказать о Пустом.
– Я видел свою жену, окровавленную, она звала меня, – рассказывал один из очевидцев. Пустой так искалечил его, что душа развеивалась на глазах. – Но я не спас ее.
– Я видела своего любимого мужа, которого все время искала, с тех пор как нахожусь здесь, – объясняла старушка. – Он был в крови, ему нужна была помощь, я побежала к нему… А потом я потеряла сознание, очнулась – а мужа нет.
– Марико-тян звала меня, – всхлипывал ребенок. – По ней текла кровь, и она звала…
Почти никто из этих людей так и не понял, что никаких жен или мужей не существовало – они видели лишь то, что им показывали.
Но были и другие. Их было совсем мало, всего три или четыре человека. У них просто начинались головокружения, кто-то вкрадчиво звал их, и противиться этому зовущему голосу не было никаких сил. Эти люди понимали, что происходит что-то странное, и даже пытались сопротивляться – но не могли.
А потом подоспели выкладки 12-го отряда насчет замеров рейяцу, проб рейши и т.д. – и на основе их докладов Кераку счел нужным послать старших офицеров 11-го во главе с самим Зараки.
Бьякуя рассеянно сидел за столом и портил бумагу. То бессмысленно чертил кисточкой, то вырисовывал печеньки «амбассадор» с дырой Пустого… за этими глупостями скрывалась работа ума. Бьякуя отчаянно пытался понять, что общего было во всех нападениях и что же он упустил. Наконец, он решил, что пора восстановить душевное равновесие.
Другая кисточка, более тонкая, прочертила силуэт. Изломанная ветка, длинные иглы криптомерии… тонкими штрихами легли перья. Совенок на ветке. Совенок был грустным-грустным, точно и его постигла встреча с Пустым, и он думал, что не смог спасти свою раненую маму-сову.
Бьякуя подумал и красиво написал рядом:
«Ни слёз унять,
Ни редких, драгоценных рос,
Навернувшихся на травы...
Любимая, мне горько ныне без тебя
С осенним ветром в доме...»
Стихи были на смерть матери – как раз для этого грустного птенца.
Каллиграфия всегда успокаивала Бьякую. Вот и сейчас он пришел в себя и смог собраться с мыслями. Рисунок с надписью отложил.
Хлопнула дверь.
– Ой, тайчо! – Ренджи наклонился над столом капитана. – Какая птичка красивая! Это вы рисовали?
– Это Зараки, – хладнокровно сказал Бьякуя, убирая рисунок в стол. – Ренджи, если одиннадцатый отряд не справится, на следующее дежурство пойдем мы. Этот Пустой работает топорно, но эффективно. Он насылает видения близких, которые ранены и зовут на помощь. Будь готов.
– Есть, – гаркнул Ренджи так, что Бьякуя поморщился, преданно заглядывая капитану в глаза. Надо будет дать ему хорошего и уравновешенного напарника, подумал он. Или пойти с ним самому. Потому что он, как пить дать, обязательно поддастся иллюзиям Пустого и даст себя сожрать, хотя и не без боя…
Зараки выхватил Нозараши и зло рубанул воздух.
– Он где-то здесь, – процедил сквозь зубы. – И, мать его, до чего ж поганая мразь! Никакого удовольствия драться с таким, даже с его-то рейяцу!
– Точно, – Юмичика повел плечами. – Она такая уродливая…
– А мне плевать, – напрямик заявил Иккаку. – Если вы позволите, капитан, я сам снесу ему башку!
– Не дергайся, – оборвал его Зараки.
Вот-вот должно было окончательно стемнеть. Ветер комком швырнул им в спины ледяные капли, так что Юмичика закашлялся, а оторванный лист с кровли ближнего здания жалобно задребезжал, песня капп стала громче и заунывнее…
Какой-то человек, одетый в небрежно накинутое косоде и босой, торопился мимо. Он то и дело пытался остановиться, шатался, как пьяный, вскрикивал «нет, не хочу!», но продолжал бежать. Иккаку растерянно провел его взглядом.
– Чего это он?
– Зов, – обронил Юмичика. – Помнишь анализ Кучики-тайчо? Этот Пустой использует зов… Эй, ты! – он сделал шаг наперерез человеку и с силой ударил по лбу рукоятью катаны. Человек охнул и осел на раскисшую землю. Юмичика пожал плечами, горделиво выпрямился – и вдруг изменился в лице. – Иккаку! Что с тобой? Иккаку!
– Ты чего? – Иккаку уставился на него. – Совсем сдурел?
Зараки перехватил Нозараши поудобнее.
– Сам сдурел, – рыкнул он. – Говорят тебе – зов.
Юмичика опомнился и выдохнул. Огляделся.
– Он там, – указал уверенно в темный прогал между домами. – Какая же он пакость. Я своими глазами видел там раненого Иккаку!
– Фигня, – Иккаку задиристо, раскачиваясь на бедрах, прошел мимо Юмичики в тесный проулок. – Не родилась еще Пустая шваль, которая сможет меня ранить!
Зараки сделал шаг, чтобы остановить его, но почему-то медлил.
– Иккаку, – окликнул Юмичика, сильно встревожившись. Силуэт Иккаку уже скрылся в вечерней мгле, так что только дождь шелестел да шлепали шаги по лужам, – и вдруг этот шелест заглушил рев.
– Юмичика! А-а-а!
Зараки и Юмичика бросились в проулок, а Иккаку продолжал реветь от ярости и горя. К крикам добавились удары и свист рассекаемого клинком воздуха, а потом и выкрик: – Банкай!
Зараки хмыкнул, притормозив. Юмичика пробежал несколько шагов ближе.
– Иккаку, я с тобой, – закричал он. – Держись! Он сзади!
Рассмотреть чудовище не было никакой возможности – оно было просто сгустком мрака, в котором изредка поблескивали то глаза, то комья свалявшейся шерсти, то клыки. Иккаку резко обернулся, всаживая клинки Хозукимару в тушу врага, но они провалились в пустоту. Мрак рассеялся.
– Юмичика, – он вздохнул с облегчением. – Так ты жив? А кто же был…
– Тебе же сказано, что он наводит морок! Ну вот, а теперь он удрал…
– Далеко не ушел, – рыкнул Зараки, спеша за улепетывающим Пустым и на ходу активируя шикай.
– Осторожно, тайчо, – крикнул Иккаку. – Он жрет реяцу! Он меня выжрал…
– Да пошел ты! Тут Кучики! – закричал Зараки в ответ. – Эй, Кучики, а ну вставай! Не смей подыхать, пока мы с тобой не сразились! Вставай! Врежем ему, как тому уроду в Уэко, – с двух сторон!
– Чтобы капитан да стал сражаться с кем-то в паре? Да еще с Кучики? – удивился Юмичика. – Пошли, посмотрим, вдруг этот уродливый Пустой опять захочет сбежать…
– Не сбежит, – Иккаку оскалился и провел пальцем по лезвию занпакто. – Возьмем его в клещи!
– Давай, – Юмичика побежал за ним, на ходу недоумевая: – А откуда тут Кучики?
– Да морок это, не отставай!
Бьякуя вышел из поместья, прогуливаясь. Погода была неподходящей для прогулок – холодно, дождливо, резкие порывы ветра рвали с плеч хаори…
В такую погоду хорошо прикорнуть под одеялом, когда рядом пылает жаровня-хибачи, а на шелковой подушке тихонько урчит кот. А ты лежишь в полудреме и слушаешь дождь за окном, и кота, и потрескивание углей в хибачи, и дыхание на своей щеке… Стоп, оборвал себя Бьякуя.
В чем все-таки закономерность?
Или этот Пустой наводит морок в виде раненых родных чаще, чем просто зов?
Или зов эффективнее работает?
Или Пустой подманивает жертв одним и тем же приемом, а им просто видится разное? Но почему? Что общего между мальчиком, влюбленным в соседскую девочку, старушкой и мужчиной средних лет из разных районов, которые видели родных?
Или я зря ломаю голову, и никакой закономерности нет, а если и есть, то ничем мне не поможет?
Внезапная вспышка рейяцу, приглушенная расстоянием, заставила вздрогнуть – и резко уйти в шунпо со всей возможной скоростью. Бьякуя несся «мерцающими шагами» и про себя молился лишь об одном: успеть. Поймать проклятого Пустого, убить его – и наконец-то понять, что у него за сила и как ему удавалось уходить от возмездия так долго.
О Зараки с его ребятами Бьякуя совсем не беспокоился и даже подумал это трижды. Беспокоиться о Зараки? Да кому это придет в голову? Не родился еще тот Пустой, который может его хотя бы ранить.
Перед сражением все мысли словно выжигало холодной яростью – оставалось только свирепое вдохновение боя, который вот-вот случится. Но когда Бьякуя снова – совершенно не к месту подумал, что не волнуется о Зараки…
Волнуется.
Что бы там ни было, мы товарищи, офицеры Готей-13, сказал он себе. И если нужна моя помощь – я должен помочь.
От этого решения на душе стало легче. Сполохи рейяцу все близились по мере того, как темнее, теснее и приземистее становились улицы – Пустой снова орудовал на окраине. Вот они полыхнули совсем рядом… И Бьякуя понял, что наконец-то настиг врага.
Дождь здесь шел еще сильнее, чем в Сейретей. В густой тьме и тумане ничего было не разобрать, но Бьякуя немедленно выкрикнул «Шаккахо!» – и красноватая вспышка осветила грязные халупы, лужи и тех, кого он искал. С первого взгляда стало ясно, что волноваться было о чем. Оба старших офицера одиннадцатого – Айясегава и Мадараме – были ранены, но взгляд Бьякуи был прикован не к ним.
Зараки, окровавленный, тяжело ворочался в грязи, пытаясь подняться.
– Кучики, – прохрипел он. – Кучики… помоги… помоги… спаси меня…
Морок рассеялся.
Зараки никогда не стал бы умолять о спасении.
– Хадо номер семьдесят три – Сорен Сокацуй!
Мощный поток синего пламени пронесся и выжег закипевшие лужи, опалил глинобитные стены проулка и накатился на тушу Пустого – невнятный сгусток тьмы, в котором мелькали то зубы, то когти. Несколько секунд туша мерцала в синем пламени, корчась и трясясь, а потом в бессильной ярости взвыла и начала распадаться.
– Кучики, – заорал Зараки, глядя куда-то совсем в другую сторону, хотя он стоял рядом с Бьякуей и прекрасно мог его видеть. – Кучики, блин, ты жив? Я сказал, не смей подыхать, пока я сам тебя не убью! Да вставай ты… эээ… – он осекся, встряхнул головой так, что зазвенели колокольчики.
– Прости, я не собираюсь умирать от твоей руки, Зараки, – ледяным тоном отрезал Бьякуя. – Если ты еще можешь сражаться, я готов прямо сейчас задать тебе взбучку!
Зараки ошалело уставился на него.
– Да пошел ты, – рявкнул. – А ну, парни, пошли отсюда!
Мадараме и Аяйсегава церемонно поклонились, благодаря Бьякую за помощь.
– В гробу я видел его помощь, – орал Зараки, удаляясь, и его рев раскатился по всему Северному Руконгаю…
Зараки вломился, похрустывая пальцами, в офис шестого отряда.
– Зараки-тайчо, – Ренджи почтительно поклонился ему и не удержался. – Какая красивая сова! Вот не знал, что у вас так здорово получается. И хокку такие, что их и сам Кучики-тайчо не написал бы луч…
– Э? Чего? – ошарашенно спросил Зараки.
– Я про рисунок, – упавшим голосом промямлил Ренджи, сообразив, что зря завел этот разговор. – Вот… Тайчо сказал, что это ваше…
– Для меня, в смысле? – Зараки прищурился. Ренджи про себя подозревал, что он не умеет читать, однако Зараки явно умел. – «Любимая, мне горько ныне без тебя с осенним ветром в доме...» Че за хрень?
Бьякуя в сопровождении Маюри вернулся в офис. Маюри, не обращая внимания на лейтенанта, в упоении вещал, наслаждаясь собственными умствованиями:
– Твои исследования, Кучики, навели меня на мысль. Этот Пустой обращал свой зов на всех одинаково. Но те, кто не был влюблен, слышал только призыв. А те, кто был, – те видели своих возлюбленных истекающими кровью…
– Так, значит, Джиданбу влюблен в Иноэ? – перебил Ренджи. – Во дурачи… то есть бедняга, я хотел сказать!
Зараки побагровел, взмахнул злополучным рисунком, точно хотел его швырнуть в Маюри, но остановился, сунул его за пазуху и вывалился из офиса, едва протащив широченные плечи в дверь. Бьякуя стоял с каменным лицом, точно его ничего не касалось.
– Благодарю тебя, Куроцучи. Теперь мне понятно все, – сухо сказал он – так, что Маюри поперхнулся и откланялся, под нос бурча что-то насчет надутых аристократов-недоучек, не способных понять работу истинно гениального ума…
Бьякуя сел за стол, велел Ренджи дать ему сводку по некоторым районам Руконгая и смету по расходам на обмундирование в этом месяце, углубился в бумаги. Думал он, однако, не о бумагах.
В конце концов, Зараки тоже видел его истекающим кровью.
Канон: Блич
Пейринг/Персонажи: Зараки/Бьякуя, Айясегава, Мадараме, Ренджи, Рукия, Джиданбу, Пустой
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 2270 слов
Жанр: романс, приключения
Примечания: хокку принадлежит Фудзивара Садаиэ
читать дальше– Эй, Кучики!
Зараки, помахивая занпакто в руке, догонял Бьякую, и тот поморщился. Избежать встречи не удавалось.
– Сразимся?
– Мне не до тебя, Зараки, – равнодушно сказал Бьякуя, отворачиваясь. Небольшие глаза Зараки были цепкими, и он отлично видел, что равнодушие это деланное.
– Трус, – хмыкнул Зараки. Бьякуя резко ушел в шунпо.
Что может быть грустнее и безотраднее, чем дождливые руконгайские сумерки в конце октября? Красные клены уже облетели – то-то много насобирала и засолила листьев для момиджи-темпура прекрасная Рангику-сан, но вместе с деревьями облетела и сама память о недолговечной их красоте. Вечная руконгайская пыль превратилась в холодную грязь, по утрам уже перемешанную с льдинками, краска на домах облупилась, порывы ветра гасят немногие зажженные фонари, и редкие прохожие ежатся, торопясь домой.
Если присмотреться, можно разглядеть широкие, округлые тени – это процессии водяных-каппа перебираются в осенние леса на холмах, а если прислушаться, можно расслышать их песни, вот только слова разобрать еще никому не удавалось.
– Как уродливо, – проговорил вполголоса Юмичика, с огорчением разглядывая заляпанные грязью хакама. – Что за безобразная погода. Как раз для появления этого Пустого.
Иккаку, шедший чуть впереди, обернулся и растянул губы в усмешке.
– Я уже не дождусь, когда он появится!
Они оба спешили за Зараки; тот был не в духе и то и дело катал на скулах желваки. Иккаку думал, что понимает капитана. Пока гигантский Пустой, умеющий наводить сложные иллюзии, терроризировал окраины Руконгая, Готей-13 ограничивался несколькими рейдами летучих групп в составе нескольких рядовых во главе с младшими офицерами. Но никто из этих летучих групп так и не вернулся, а когда Хирако – последняя из погибших групп была из его отряда – отправил в Руконгай несколько старших офицеров, в том числе четвертого, которые только и успели, что передать с адской бабочкой сообщение о найденных останках шинигами, Кераку-соо-тайчо наконец-то всполошился. Но тогда он еще колебался, стоит ли объявлять военное положение. В конце концов, это всего лишь Пустой.
Весь Готей-13 подняли на уши по тревоге, когда у самых стен Сейрейтей объявилась тварь неизвестного вида и закружила вокруг Джиданбу. Тот только и смог рассказать, что к нему пришла Иноэ-сан, вся в крови, и слезно умоляла открыть ворота, потому что Кучики-сан умирает. На Джиданбу накатила ужасная головная боль, он едва мог шевелиться, сердце его разрывалось от сострадания к Иноэ-сан и беспокойства о капитане Кучики… но почему-то он не открыл. Послал запрос в 13-й отряд.
А через десять минут примчалась сама Кучики Рукия и ударом кидо привела Джиданбу в чувство. Потом, конечно, ей пришлось лечить собственных рук дело – она изрядно обожгла Джиданбу нос, но беда была в другом.
Она заметила Пустого. Она даже поняла, что это был именно Пустой, а не арранкар и не ёкай, не говоря уж о душе. Но разглядеть его не удалось – он окутался туманом и исчез. И теперь никто из старших офицеров, которых отрядили охотиться на Пустого, даже не знал, что, собственно, он ищет.
Рукия после той встречи постоянно беспокоилась.
– С Иноэ плохо, – как-то сказала она Бьякуе. – Мое сердце чувствует, нии-сама, что Иноэ в беде. Я отчетливо видела, как она, вся в крови…
– Рукия, – спокойно прервал ее Бьякуя, – это видение Пустой наслал на Джиданбу. Ты лишь почувствовала наведенную им иллюзию и не более.
Рукия смешалась, поклонилась и умолкла. А Бьякуя начал собирать все, что немногие выжившие могли рассказать о Пустом.
– Я видел свою жену, окровавленную, она звала меня, – рассказывал один из очевидцев. Пустой так искалечил его, что душа развеивалась на глазах. – Но я не спас ее.
– Я видела своего любимого мужа, которого все время искала, с тех пор как нахожусь здесь, – объясняла старушка. – Он был в крови, ему нужна была помощь, я побежала к нему… А потом я потеряла сознание, очнулась – а мужа нет.
– Марико-тян звала меня, – всхлипывал ребенок. – По ней текла кровь, и она звала…
Почти никто из этих людей так и не понял, что никаких жен или мужей не существовало – они видели лишь то, что им показывали.
Но были и другие. Их было совсем мало, всего три или четыре человека. У них просто начинались головокружения, кто-то вкрадчиво звал их, и противиться этому зовущему голосу не было никаких сил. Эти люди понимали, что происходит что-то странное, и даже пытались сопротивляться – но не могли.
А потом подоспели выкладки 12-го отряда насчет замеров рейяцу, проб рейши и т.д. – и на основе их докладов Кераку счел нужным послать старших офицеров 11-го во главе с самим Зараки.
Бьякуя рассеянно сидел за столом и портил бумагу. То бессмысленно чертил кисточкой, то вырисовывал печеньки «амбассадор» с дырой Пустого… за этими глупостями скрывалась работа ума. Бьякуя отчаянно пытался понять, что общего было во всех нападениях и что же он упустил. Наконец, он решил, что пора восстановить душевное равновесие.
Другая кисточка, более тонкая, прочертила силуэт. Изломанная ветка, длинные иглы криптомерии… тонкими штрихами легли перья. Совенок на ветке. Совенок был грустным-грустным, точно и его постигла встреча с Пустым, и он думал, что не смог спасти свою раненую маму-сову.
Бьякуя подумал и красиво написал рядом:
«Ни слёз унять,
Ни редких, драгоценных рос,
Навернувшихся на травы...
Любимая, мне горько ныне без тебя
С осенним ветром в доме...»
Стихи были на смерть матери – как раз для этого грустного птенца.
Каллиграфия всегда успокаивала Бьякую. Вот и сейчас он пришел в себя и смог собраться с мыслями. Рисунок с надписью отложил.
Хлопнула дверь.
– Ой, тайчо! – Ренджи наклонился над столом капитана. – Какая птичка красивая! Это вы рисовали?
– Это Зараки, – хладнокровно сказал Бьякуя, убирая рисунок в стол. – Ренджи, если одиннадцатый отряд не справится, на следующее дежурство пойдем мы. Этот Пустой работает топорно, но эффективно. Он насылает видения близких, которые ранены и зовут на помощь. Будь готов.
– Есть, – гаркнул Ренджи так, что Бьякуя поморщился, преданно заглядывая капитану в глаза. Надо будет дать ему хорошего и уравновешенного напарника, подумал он. Или пойти с ним самому. Потому что он, как пить дать, обязательно поддастся иллюзиям Пустого и даст себя сожрать, хотя и не без боя…
Зараки выхватил Нозараши и зло рубанул воздух.
– Он где-то здесь, – процедил сквозь зубы. – И, мать его, до чего ж поганая мразь! Никакого удовольствия драться с таким, даже с его-то рейяцу!
– Точно, – Юмичика повел плечами. – Она такая уродливая…
– А мне плевать, – напрямик заявил Иккаку. – Если вы позволите, капитан, я сам снесу ему башку!
– Не дергайся, – оборвал его Зараки.
Вот-вот должно было окончательно стемнеть. Ветер комком швырнул им в спины ледяные капли, так что Юмичика закашлялся, а оторванный лист с кровли ближнего здания жалобно задребезжал, песня капп стала громче и заунывнее…
Какой-то человек, одетый в небрежно накинутое косоде и босой, торопился мимо. Он то и дело пытался остановиться, шатался, как пьяный, вскрикивал «нет, не хочу!», но продолжал бежать. Иккаку растерянно провел его взглядом.
– Чего это он?
– Зов, – обронил Юмичика. – Помнишь анализ Кучики-тайчо? Этот Пустой использует зов… Эй, ты! – он сделал шаг наперерез человеку и с силой ударил по лбу рукоятью катаны. Человек охнул и осел на раскисшую землю. Юмичика пожал плечами, горделиво выпрямился – и вдруг изменился в лице. – Иккаку! Что с тобой? Иккаку!
– Ты чего? – Иккаку уставился на него. – Совсем сдурел?
Зараки перехватил Нозараши поудобнее.
– Сам сдурел, – рыкнул он. – Говорят тебе – зов.
Юмичика опомнился и выдохнул. Огляделся.
– Он там, – указал уверенно в темный прогал между домами. – Какая же он пакость. Я своими глазами видел там раненого Иккаку!
– Фигня, – Иккаку задиристо, раскачиваясь на бедрах, прошел мимо Юмичики в тесный проулок. – Не родилась еще Пустая шваль, которая сможет меня ранить!
Зараки сделал шаг, чтобы остановить его, но почему-то медлил.
– Иккаку, – окликнул Юмичика, сильно встревожившись. Силуэт Иккаку уже скрылся в вечерней мгле, так что только дождь шелестел да шлепали шаги по лужам, – и вдруг этот шелест заглушил рев.
– Юмичика! А-а-а!
Зараки и Юмичика бросились в проулок, а Иккаку продолжал реветь от ярости и горя. К крикам добавились удары и свист рассекаемого клинком воздуха, а потом и выкрик: – Банкай!
Зараки хмыкнул, притормозив. Юмичика пробежал несколько шагов ближе.
– Иккаку, я с тобой, – закричал он. – Держись! Он сзади!
Рассмотреть чудовище не было никакой возможности – оно было просто сгустком мрака, в котором изредка поблескивали то глаза, то комья свалявшейся шерсти, то клыки. Иккаку резко обернулся, всаживая клинки Хозукимару в тушу врага, но они провалились в пустоту. Мрак рассеялся.
– Юмичика, – он вздохнул с облегчением. – Так ты жив? А кто же был…
– Тебе же сказано, что он наводит морок! Ну вот, а теперь он удрал…
– Далеко не ушел, – рыкнул Зараки, спеша за улепетывающим Пустым и на ходу активируя шикай.
– Осторожно, тайчо, – крикнул Иккаку. – Он жрет реяцу! Он меня выжрал…
– Да пошел ты! Тут Кучики! – закричал Зараки в ответ. – Эй, Кучики, а ну вставай! Не смей подыхать, пока мы с тобой не сразились! Вставай! Врежем ему, как тому уроду в Уэко, – с двух сторон!
– Чтобы капитан да стал сражаться с кем-то в паре? Да еще с Кучики? – удивился Юмичика. – Пошли, посмотрим, вдруг этот уродливый Пустой опять захочет сбежать…
– Не сбежит, – Иккаку оскалился и провел пальцем по лезвию занпакто. – Возьмем его в клещи!
– Давай, – Юмичика побежал за ним, на ходу недоумевая: – А откуда тут Кучики?
– Да морок это, не отставай!
Бьякуя вышел из поместья, прогуливаясь. Погода была неподходящей для прогулок – холодно, дождливо, резкие порывы ветра рвали с плеч хаори…
В такую погоду хорошо прикорнуть под одеялом, когда рядом пылает жаровня-хибачи, а на шелковой подушке тихонько урчит кот. А ты лежишь в полудреме и слушаешь дождь за окном, и кота, и потрескивание углей в хибачи, и дыхание на своей щеке… Стоп, оборвал себя Бьякуя.
В чем все-таки закономерность?
Или этот Пустой наводит морок в виде раненых родных чаще, чем просто зов?
Или зов эффективнее работает?
Или Пустой подманивает жертв одним и тем же приемом, а им просто видится разное? Но почему? Что общего между мальчиком, влюбленным в соседскую девочку, старушкой и мужчиной средних лет из разных районов, которые видели родных?
Или я зря ломаю голову, и никакой закономерности нет, а если и есть, то ничем мне не поможет?
Внезапная вспышка рейяцу, приглушенная расстоянием, заставила вздрогнуть – и резко уйти в шунпо со всей возможной скоростью. Бьякуя несся «мерцающими шагами» и про себя молился лишь об одном: успеть. Поймать проклятого Пустого, убить его – и наконец-то понять, что у него за сила и как ему удавалось уходить от возмездия так долго.
О Зараки с его ребятами Бьякуя совсем не беспокоился и даже подумал это трижды. Беспокоиться о Зараки? Да кому это придет в голову? Не родился еще тот Пустой, который может его хотя бы ранить.
Перед сражением все мысли словно выжигало холодной яростью – оставалось только свирепое вдохновение боя, который вот-вот случится. Но когда Бьякуя снова – совершенно не к месту подумал, что не волнуется о Зараки…
Волнуется.
Что бы там ни было, мы товарищи, офицеры Готей-13, сказал он себе. И если нужна моя помощь – я должен помочь.
От этого решения на душе стало легче. Сполохи рейяцу все близились по мере того, как темнее, теснее и приземистее становились улицы – Пустой снова орудовал на окраине. Вот они полыхнули совсем рядом… И Бьякуя понял, что наконец-то настиг врага.
Дождь здесь шел еще сильнее, чем в Сейретей. В густой тьме и тумане ничего было не разобрать, но Бьякуя немедленно выкрикнул «Шаккахо!» – и красноватая вспышка осветила грязные халупы, лужи и тех, кого он искал. С первого взгляда стало ясно, что волноваться было о чем. Оба старших офицера одиннадцатого – Айясегава и Мадараме – были ранены, но взгляд Бьякуи был прикован не к ним.
Зараки, окровавленный, тяжело ворочался в грязи, пытаясь подняться.
– Кучики, – прохрипел он. – Кучики… помоги… помоги… спаси меня…
Морок рассеялся.
Зараки никогда не стал бы умолять о спасении.
– Хадо номер семьдесят три – Сорен Сокацуй!
Мощный поток синего пламени пронесся и выжег закипевшие лужи, опалил глинобитные стены проулка и накатился на тушу Пустого – невнятный сгусток тьмы, в котором мелькали то зубы, то когти. Несколько секунд туша мерцала в синем пламени, корчась и трясясь, а потом в бессильной ярости взвыла и начала распадаться.
– Кучики, – заорал Зараки, глядя куда-то совсем в другую сторону, хотя он стоял рядом с Бьякуей и прекрасно мог его видеть. – Кучики, блин, ты жив? Я сказал, не смей подыхать, пока я сам тебя не убью! Да вставай ты… эээ… – он осекся, встряхнул головой так, что зазвенели колокольчики.
– Прости, я не собираюсь умирать от твоей руки, Зараки, – ледяным тоном отрезал Бьякуя. – Если ты еще можешь сражаться, я готов прямо сейчас задать тебе взбучку!
Зараки ошалело уставился на него.
– Да пошел ты, – рявкнул. – А ну, парни, пошли отсюда!
Мадараме и Аяйсегава церемонно поклонились, благодаря Бьякую за помощь.
– В гробу я видел его помощь, – орал Зараки, удаляясь, и его рев раскатился по всему Северному Руконгаю…
Зараки вломился, похрустывая пальцами, в офис шестого отряда.
– Зараки-тайчо, – Ренджи почтительно поклонился ему и не удержался. – Какая красивая сова! Вот не знал, что у вас так здорово получается. И хокку такие, что их и сам Кучики-тайчо не написал бы луч…
– Э? Чего? – ошарашенно спросил Зараки.
– Я про рисунок, – упавшим голосом промямлил Ренджи, сообразив, что зря завел этот разговор. – Вот… Тайчо сказал, что это ваше…
– Для меня, в смысле? – Зараки прищурился. Ренджи про себя подозревал, что он не умеет читать, однако Зараки явно умел. – «Любимая, мне горько ныне без тебя с осенним ветром в доме...» Че за хрень?
Бьякуя в сопровождении Маюри вернулся в офис. Маюри, не обращая внимания на лейтенанта, в упоении вещал, наслаждаясь собственными умствованиями:
– Твои исследования, Кучики, навели меня на мысль. Этот Пустой обращал свой зов на всех одинаково. Но те, кто не был влюблен, слышал только призыв. А те, кто был, – те видели своих возлюбленных истекающими кровью…
– Так, значит, Джиданбу влюблен в Иноэ? – перебил Ренджи. – Во дурачи… то есть бедняга, я хотел сказать!
Зараки побагровел, взмахнул злополучным рисунком, точно хотел его швырнуть в Маюри, но остановился, сунул его за пазуху и вывалился из офиса, едва протащив широченные плечи в дверь. Бьякуя стоял с каменным лицом, точно его ничего не касалось.
– Благодарю тебя, Куроцучи. Теперь мне понятно все, – сухо сказал он – так, что Маюри поперхнулся и откланялся, под нос бурча что-то насчет надутых аристократов-недоучек, не способных понять работу истинно гениального ума…
Бьякуя сел за стол, велел Ренджи дать ему сводку по некоторым районам Руконгая и смету по расходам на обмундирование в этом месяце, углубился в бумаги. Думал он, однако, не о бумагах.
В конце концов, Зараки тоже видел его истекающим кровью.
Вопрос: Понравилось?
| 1. Да! | 10 | (100%) | |
| Всего: | 10 | ||
@темы: ХеллоуБлич, Фанфики
-
-
07.11.2017 в 18:47-
-
11.11.2017 в 14:02Спасибо за такую милоту!